Елена Касьян - Кое-что о Рут
- Пошла вон! - говорит мне мама.
Она исчерпала все аргументы и уже перестала плакать.
- Когда осознаешь свою вину, Рут, тогда придёшь и извинишься! – говорит она.
Умамы плохое настроение. Так иногда бывает. Ей надо выговориться, и онавсегда найдёт повод. И лучше было сразу извиниться, даже если непонятно, за что. Я не люблю, когда мама так волнуется.
Сейчас янемного покачаюсь на качелях, потом поброжу вокруг детской площадки.Может быть, схожу к соседке Марии, если она уже дома. У неё кошка.
Потомбудет, как обычно. Мама придёт, скажет, что нечего по чужим кухнямпобираться, что скоро вернётся отец, что она устала, а я неблагодарная…

Когда мама ругается со мной, она любит, чтобы я молчала и слушала. Тогдаполучается не скандал, а воспитание. А ещё лучше, если я будусоглашаться и кивать головой. Тогда получается полезное воспитание.
Аесли я огрызаюсь или оправдываюсь, мама не любит. Я, мол, ещё недоросла до своего мнения, я не ценю её заботу, я мало ей помогаю, я незнаю что такое «растить двух детей», я думаю только о себе, я такая же,как мой отец… и всё в таком духе.

читать дальшеКогда мама ругается с отцом,она любит, чтобы он отвечал на её реплики. Тогда получается«конструктивное» выяснение отношений. А если отец молчит, то получаетсяпросто как будто истерика. А мама не считает себя истеричкой. Онасчитает себя здравомыслящей женщиной, которая умеет найти истину вспоре.
Мама очень злится, когда отец ругается небрежно, когда нестарается. Это как будто предательство. Она ведь тратит столько эмоций,столько сил и таланта на подбор аргументов, на поиск примеров. А отецотлынивает, саботирует выяснение отношений. Его, мол, не интересует,что она чувствует, ему всегда было плевать на её точку зрения, онникогда не может выслушать её до конца, он не занимается детьми… и всёв таком духе.
Они очень редко теперь ругаются. Мама почти сразу начинает плакать. А отцу даже облегчение какое-то.

Когда мама ругается с бабушкой, она всегда говорит одно и то же.
-Видишь, до чего довели твои вечные попустительства! – говорит она. –Внучку разбаловала, зятя разбаловала, а мне теперь всё это разгребать!И к чему привело твоё хвалёное всепрощение? Меня никто тут не слушает,никто не хочет меня понимать! Слава богу, характер мне достался нетвой, а отцовский. А то так и ездили бы на моём горбу! И чего тыдобилась своей дипломатией? Для всех добренькой не будешь…
И если быбабушка была жива, она, наверное, как обычно, ушла бы на кухню итихонько плакала бы у плиты, заваривая маме чай с облепихой. Но бабушкинет уже больше года. А у мамы больше нет аргументов. И нет большеоблепихового варенья.
Мама не умеет заваривать правильный чай. Особенно, когда волнуется.
Я не люблю, когда мама волнуется.

Яиногда думаю, что это не мои настоящие родители. Я всё пытаюсьобнаружить непохожесть в наших лицах, какие-то знаки, какие-топодтверждения своим догадкам.
Но соседка Мария говорит, что этоерунда, что многие дети носятся с такими фантазиями, когда в семьеотношения начинают портиться.
Ещё Мария говорит, что отношения в семье портятся, когда наступает время испытаний.
Иногда мне снится время испытаний.
Оно похоже на море. Вода подходит к самым окнам и меня охватывает паника – я не умею плавать.
И не могу кричать.
И не могу проснуться.

* * *

Когда вернётся отец, я буду стоять в углу. В большой комнате, между окном и сервантом.
Я ни в чём не провинилась, просто иногда я стою в углу. Так надо.
Впоследнее время у отца на работе неприятности. Он придёт злой ираздражённый. И если я стою в углу, он начнёт меня воспитывать. А этокак-то повышает его самооценку. Да и вообще, разряжает обстановку.
-Гертруда, ты знаешь, кто у тебя отец? – говорит он. – Ты знаешь, скакими людьми я общаюсь?.. Ты должна быть достойна, Рут. В твои годы ябыл гораздо серьёзнее…

Мать с отцом мало разговаривают. Тактолько, по бытовым вопросам. Это длится уже года четыре. С тех самыхпор, как отец чуть не ушёл от нас. Тогда приехали обе бабушки и обадеда. Был большой семейный совет и большой домашний скандал. Тогда слёгдедушка и вскоре умер. А его жена, моя бабушка, сказала, что большезнать своего сына не хочет, и перестала к нам приезжать.
Так у меня осталась только одна бабушка и один дед. А у отца, вообще, никого.
Я его жалею, но иногда думаю, что может, лучше бы он ушёл тогда…

Отецвсегда хотел сына. Наверное, у меня была возможность родитьсямальчиком, но я ею не воспользовалась. Зато воспользовался Микки. Вонон лежит в своей люльке, мычит и пускает слюни. Микки славный, онулыбается, когда я беру его на руки.
Мне восемь лет, а Микки в двараза меньше. Он не ходит и совсем не разговаривает. Но когда я читаюему книгу, он перестаёт мычать и смотрит на моё лицо, как будто всёпонимает.
Я очень похожа на отца, а Микки очень похож на меня. Но отец отказывается считать его своим сыном.

Однаждымне снилось, что я – это Микки. Я лежала в его люльке, словно в лодке.И лодка была пришвартована у наших окон вместо балкона. Её чутьпокачивало, и это наполняло меня спокойствием и какой-то нежнойрадостью. Я лежала на дне лодки и думала о том, что хорошо бы ещё хотьиногда приподняться и посмотреть, как играют дети во дворе.
С техпор я иногда подношу Микки к окну. Он тяжёлый, и раньше мама меняругала. Но я расту очень быстро, и каждый раз мама волнуется всё меньшеи меньше.
Теперь я могу гулять с коляской одна. Но недалеко, чтобы нас было видно из окна.
Когдалифт не работает, Микки остаётся дома. Маме нельзя поднимать тяжёлое, ая ещё не могу снести коляску с седьмого этажа. Но это бывает редко.

- Ну зачем ты опять стоишь в углу, Рут? – мама входит с большой чашкой чая и осторожно опускает в неё указательный палец.
- Я тут думаю, - отвечаю я.
- Почему желание подумать приходит к тебе как раз к возвращению отца? – она облизывает палец. – Чёрт! Остыл уже!
Мамаревнует меня к отцу. Ей кажется, что я люблю его больше. И если ясейчас скажу что-нибудь неосторожно, она опять начнёт плакать. Поэтомуя молчу.
Мама ждёт ещё минутку и идёт на кухню. Я слышу, как онавыливает чай в раковину, нарочито громко гремит кастрюлями и хлопаетдверцами шкафчиков.
Микки в люльке начинает беспокоиться и мычит громче. Я беру его на руки, и он мне улыбается.
Яоткрываю окно и кладу Микки в пришвартованную там лодку. Потом с силойотталкиваю лодку от стены, и она плывёт, покачиваясь, всё быстрее ибыстрее.

Когда вернётся отец, я буду стоять в углу. В большой комнате, между окном и сервантом.
Я ни в чём не провинилась, просто иногда я стою в углу. Так надо…

* * *

Когда я вернулась к лавочке, его уже не было. Вот всегда так. Соломон каждый раз умудрялся меня обмануть.
- Принеси мне, - говорит, - водички попить.
Я приношу, а его нет уже…
Или, говорит:
- А что сегодня газеты пишут, а? А сходи-ка за газеткой.
Ну,пока я туда-сюда, Соломона опять уже на лавочке нет. Я его, конечно,быстро нахожу. Я уже все места знаю, куда он пойти может. А он меняувидит, и давай смеяться! Как ребёнок, право слово.
У нас сСоломоном хорошие отношения, он меня понимает. Только он иногдаглупости всякие делает, и мне приходится давать ему тумаков. Я не созла это делаю. Просто Соломон, когда увлекается чем-то, начинаетволноваться. А я не люблю, когда он волнуется.

Вот идёт тётяСима. У тёти Симы огромная семья, прямо-таки огромная! Они все живут заграницей и каждый день шлют письма. Иногда по нескольку писем в день. Итётя Сима нам всегда их пересказывает. Я знаю, сколько у неё внуков,как зовут невесток, где работают сыновья… Тётя Сима собирается поехатьк ним к Рождеству.
К Рождеству-то у неё должно получиться. Она ужедва раза собиралась в этом году, но всё дела какие-то неотложные. Яиногда обнимаю её и по руке глажу, чтоб она не волновалась. Ей сразулегче, сразу мне письмо последнее рассказывает.

А вот Шулимов сНиколаем Петровичем в шахматы играют. Петрович у нас чемпион пошахматам. Его, вообще, никто обыграть не может. Поэтому с ним никто ине играет. Только Ваня Шулимов.
Шулимов в шахматы не умеет. Затоон очень любит печёные яблоки. Петрович его прикармливает, каксобачонку. Его, вообще, легко прикормить. Ваня послушный. Он худой, какглист, а съесть может слона!
(Соломон, когда слышит про слона, начинает громко смеяться).
НиколаюПетровичу никто и не нужен, чтобы в шахматы играть. Он сам прекрасносправляется. Ему зритель нужен. Почитатель. Фанат. Иначе он волнуетсяочень.
А мне это не нравится.
Нам уже порядком наскучило смотреть на эти шахматы. Вот я и придумала подружить их с Шулимовым. Ване яблоки никогда не наскучат.
- Шах и мат! – победоносно выкрикивает Петрович.
Ваня аплодирует.

Аэто Лизонька. Наша принцесска. Лизоньке десять лет. У неё розовыеносочки, огромные банты в косичках и губки подведены краснымкарандашом. За карандаш её ругают, но она всё равно втайнеподрисовывает. Лизонька говорит тонким голоском и смешно надуваетгубки, когда над ней смеются. Мы уже давно не смеёмся.
Только вот Соломон. Дурачок такой.
Ясмотрю на него строго и качаю головой. Мол, не надо смеяться надЛизонькой. Она очень расстраивается, даже разволноваться может.
- Хорошо! - говорит Соломон и заливается смехом.
Мы Лизоньке всегда отдаём фантики от конфет, ленточки цветные, открытки, если кому присылают. Она так радуется всегда…

Воту фонтанчика моет руки Профессор. Это его Соломон так назвал. Профессоружасно умный, преподавал в институте, докторскую писал. Но не дописал,вроде, ушёл из института.
Его лучше не трогать. Он от этого волнуется и долго моет руки.
Он всё время моет руки. Когда кончается мыло, он ворует хлорку у нашей уборщицы.
Унего кожа на руках вся шелушиться, покраснела. Иногда прямо до язвочеквоспаляется. А накладывать мазь бесполезно. Он тут же идёт мыть руки смылом.
Вот такой чудак.
Говорят, он и по ночам встаёт руки мыть. Не знаю, не видела, я сплю со снотворным.
Зато нам с Соломоном он помогает разгадывать кроссворды. Ну очень умный!


Авот вышел на крыльцо наш Главный - Самуил Карпович. И ещё дама свысокой причёской. Наверное, его новая помощница, потому что тоже вхалате.
Пойду поближе, послушаю.

Самуил Карпович приобнимает даму за талию и рассказывает:
- Ну вот, Светочка Михална. Вот такой фронт работ, как видите:
…Вон там за лавочкой спрятался Соломон. Если не можете его найти,спросите у Гертруды. Он у нас безобидный. Смеётся много. Но этопроходит. А если нет, Вы знаете, что делать.
… Вот это СимаПрокофьевна. У неё оба сына погибли в автокатастрофе. А больше нетникого. Ну, вот она и здесь теперь. Всё письма сочиняет…
… НиколайПетрович, шахматист. Полный отрыв от реальности. Кроме шахмат ничего невоспринимает. Жена его навещает. Подумываем выписать его на домашнийрежим с наблюдением.
… Иван Шулимов. Перешёл к нам из интерната длянеполноценных детей. Послушный очень, не проблемный. Лечить не лечим,так, присматриваем.
… Вон там Лиза рисует что-то, видите, которая вбантах? Лизе сорок девять. Она воспринимает себя неполовозрелымребёнком. Довольно типичный случай.
… «Профессор» у фонтанчика - насамом деле Корнилов Игорь Геннадьевич. Слышали? Да-да, тот самый.Редкая разновидность осознанной рипофобии. Он сам всё понимает. Кстати,можете с ним консультироваться по многим вопросам. Очень толковый…Жалко прямо.
… А вот это, собственно, Рут… Подождите минутку, Светочка Михална, сейчас мы продолжим…

-Друзья мои, попрошу всех возвращаться в корпус! Время полдника!Прогулка закончена! – Самуил Карпович смотрит на меня доброжелательно.– Гертруда, тебя это тоже касается.
- Ха-ха! Гертруда! – Соломон заливается смехом и тянет меня за рукав.
Мы идём по длинному коридору к столовой…
Яи так знаю, что Главный сейчас расскажет Светочке. Что я, якобы,выбросила младшего брата из окна. Что я уже много лет не разговариваю.Что у меня немотивированные приступы агрессии… А я просто не люблю,когда кто-то сильно волнуется…
Мы с Соломоном садимся у окна. Этонаши места. Я подвигаю к себе чашку бледного чая, окунаю в него палец –чай почти остыл - и вспоминаю маму.
Мама вот тоже сильно волновалась… А я же хотела, как лучше… Написали – сердце… Зато всем теперь хорошо. Все спокойны.
Потому что не надо волноваться. Не надо...